Сирко Иван Дмитриевич
Приветствую Вас, Гость · RSS 29.03.2024, 18:07
Сирко Иван Дмитриевич

Атаман СиркоВ начале зимы в Сечи объявился самозванец, называвший себя сыном царя Алексея Михайловича Семионом. Подошедший к Сече С. учинил самозванному царевичу допрос и словам его дал полную веру — искренно или нет, неизвестно. Во всяком случае и царское слово, переданное ему через послов, о том, что объявившийся царевич самозванец, а настоящий царевич Семион Алексеевич четыре года назад скончался и было бы ему, многолетствуй он, не 15 лет (годы самозванца), а только девять, и требование гетмана Самойловича о выдаче самозванца, — все это С. оставил втуне и без ответа. Не убедили его и прибывшие в Сечь царские послы сотник Чадуев и подьячий Щоголев. В разговоре с ними С., между прочим, высказал много горьких упреков Москве по поводу чинимых ею обид казачеству вообще и ему, С., в частности. "...Больше меня не обманут. Раньше мне отписал Ромодановский на картке государеву милость, и я, поверя ему, поехал к нему, а он продал меня за 2000 червонных", говорил он по поводу своего ареста и ссылки в Сибирь. "А кто же, — спросили послы, — те червонише за тебя дал?" — "Царское величество, милосердуя обо мне, те червонные Ромодановскому указал дать", ответил С. Отпуская московских послов обратно, С. отправил с нами и своих людей с постановлениями рады спросить самого царя о царевиче Семионе (предшествующую грамоту запорожцы считали сочинительством бояр) и с письмом Лжесемиона к царю. И только тогда, когда посланцы С. из уст царя услышали о самозванстве пришельца в Сечь и о том по возвращении передали С., последний наконец решил удовлетворить требование Москвы о его выдаче, заковал его в железы и отправил в Москву, где он 17 сентября 1674 г. был казнен, на допросе назвав свое настоящее происхождение — сын варшавского мещанина, перешедшего из Варшавы в Лохвицу и ставшего подданным князя Дмитрия Вишневецкого. Трудно допустить, чтобы С., человек проницательный и зоркий, верил сказкам самозванца о своем происхождении. Скорее это была роль разыгранного убеждения, принятая им на себя отчасти в видах устрашения Москвы, отчасти из мести за ссылку в Сибирь. Во всяком случае Москва должна была отпустить, "пробачить" вины запорожцам, а С. получил даже царский подарок, четыре сорока соболей, и получил бы в вотчину и городок Келеберду, на что и грамота была уже послана, не вмешайся в дело зложелатель С. — гетман Самойлович.

Еще до отправки Лжесемиона в Москву С. сделал некий "выпад", о причинах которого трудно и догадываться. Он вдруг отправил посланцев сначала в Чигирин к Дорошенку, затем к Самойловичу с предложением каждому из них забыть распри с запорожцами, быть с ними "в единомыслии и в братолюбном совете для того, чтобы... никакого не было замешанья и кроворазлития", и сообща действовать против бусурман. Из этого дела, как и не могло иначе быть при тогдашней путанице и борьбе честолюбий разных гетманов, ничего не вышло. Самойлович не только не пошел на встречу предложению С., но перехватил посланцев к Дорошенку, схватил и посланных к нему самому и всех заключил в тюрьму.

В начале 1675 г. в западную Украйну пришел польский король Ян Собеский. Это обстоятельство вызвало "замешанину" и шатание среди казаков в восточной Украйне и усиленную подозрительность к С. со стороны Самойловича и Москвы. Посыпались доносы Самойловича и оправдания С. В январе Самойлович писал о сношениях С. с королем в Москву, а в марте о том же — воеводе Ромодановскому: "Сирко служить Москве не помышляет и присягал-де он в Москве поневоле, а как родился за ляхами, так и умереть хочет за ними". С целью рассеять взводимые на него наветы С. в мае послал царю через своего доверенного человека оправдательный лист, в котором писал, что, правда, "его королевское величество в третий раз пишет нам о том, чтобы мы шли к нему на службу и чинили бы общий на бусурман промысел; но мы, верно служа вашему величеству, без указа вашего величества не уйдем, а будет на то указ, тогда идти готовы". Царь, наcтроенный наветами Самойловича, ответил С. суровой грамотой, которою запрещал ему сноситься с королем и отказывал в разных просьбах и милостях. Ведаться с королевскими послами С. тем не менее не перестал, что вызвало дальнейшие доносы Самойловича в Москву, который в недоброжелательстве к С. часто приплетал к былям и небылицы. В общем явно, что запорожцы не раскрывали всех своих намерений, особенно после обидной грамоты кошевому С., но и Самойлович в своих подозрениях заходил слишком далеко. Никакой измены во всяком случае не последовало.

Временно неприязнь между С. и Самойловичем ослабла, перейдя даже в некоторый род дружбы. Дело в том, что Осенью 1675 г. атаман Сирко вместе с донским атаманом Фролом Минаевым, приведшим 200 казаков, и царским окольничим Иваном Леонтьевым (2000 стрельцов) ходили на Крым.
К ним присоединился и отряд калмыцкого мурзы Мазана.У Перекопа Сирко разделил свое войско. Одна половина войска вторглась в Крым, а другая осталась у Перекопа. Казаки взяли Козлов (Евпаторию). Карасубазар (Белогорск) и Бахчисарай и, обремененные добычей, отправились назад. Хан Эльхадж-Селим-Гирей решил напасть на возвращавшихся казаков у Перекопа, но был атакован с двух сторон обеими частями запорожского войска и наголову разбит.

Казаки скоро двинулись домой. Вместе с ними шло 6 тысяч пленных татар и 7 тысяч русских рабов, освобожденных в Крыму. Однако около 3 тысяч рабов решили остаться в Крыму, причём многие из них были «тумы», то есть дети русских пленников, родившиеся в Крыму. Сирко отпустил их, а затем велел молодым казакам догнать их и всех перебить. После Сирко сам подъехал к месту бойни и сказал: «Простите нас, братья, а сами спите тут до Страшного суда Господня, вместо того чтобы размножаться вам в Крыму, между бусурманами на наши христианские молодецкие головы и на свою вечную без прощения погибель»...

Под впечатлением этого похода, избавившего Самойловича от нужды лично видаться с татарами, отчасти же, согласно другим источникам, под влиянием угрозы С. выйти на него за его "непотребства" с 100 тысячами сабель, гетман подобрел, стал выказывать кошевому и запорожцам свое расположение и послал кормовых припасов. С. на ласку ответил лаской и повторением раз уже неудавшегося предложения. "Так как мы некогда перед образом Христа и Богоматери обязались истинное приятство между собой соблюдать, — писал он, — то я всей душою хочу сдержать свое обещание, хотя злохитрый враг постоянно... дает повод к разрыву той дружбы и тесного союза меж нами. Теперь... я готов вспомнить обоюдную клятву нашу перед святым образом и призвать на помощь всемогущего Бога, чтобы Он продолжил згоду между нами на благое дело отчизны дорогой".

Дружба кошевого и гетмана развалилась уже в самом близком времени, на этот раз в связи с желанием правобережного гетмана Дорошенка от Турции перейти в подданство России. С., извещенный об этом желании, с запорожцами и донским товариством подошел к Чигирину, резиденции Дорошенка, где принял от последнего по всем формам присягу на верность Москве и встречно дал присягу в том, что гетман "будет принят вашим царским величеством в отеческую милость, — писал С. царю, — останется в целости и ненарушен в здоровье, в чести, в пожитках, со всем городом, со всеми товарищами и войском, при милости и при клейнотах войсковых, безо всякой за прошлые преступления мести..." О "подклонении" Дорошенка "под руку царского величества" С. объявил в особых листах всем полковникам гетмана Самойловича и ему самому с предложением отныне жить так, "чтобы Богу было угодно и людям хвально", и не ходить "на ту сторону (правобережную) обиды делать". Самойлович, узнав о происшедшем в Чигирине, обратился с воззванием к левобережным казакам "хитростям и коварствам" Дорошенка и С. не верить, написал боярину Матвееву, советуя не доверять С., и самому царю в том же смысле. История загорелась отчасти из действительного недоверия к С. и особенно к Дорошенку, более же всего из уязвленного самолюбия Самойловича, в том, что присяга была принесена С., который принимать ее формального права не имел, а не ему и воеводе Ромодановскому. В этом духе и получил С. грамоту из Москвы: буде Дорошенко на деле желает поступить в подданство великого государя, то учинить ему присягу о том в присутствии боярина Ромодановского и гетмана Самойловича, Дорошенко отказался ехать к этим лицам, опасаясь их мести, и взамен того послал от себя людей в Москву с челобитной о подданстве. Царя и это почему-то не удовлетворило, и С. были запрещены дальнейшие сношения с левобережным гетманом, что впрочем его не укротило и предстательства его за Дорошенку не остановило, результатом чего была царская грамота в том смысле, что если Дорошенко окажется поистине верным царю, то "о прежних его делах будет забыто все".


Предыдущая                                                            Дальше

Конструктор сайтов - uCoz