 |
|
|
| Приветствую Вас, Гость · RSS |
27.04.2024, 07:55 |
|
СУВОРОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ
ГЛАВА ВТОРАЯ
Первая боевая практика; 1758 - 1762.
После многих сшибок, стычек и вообще мелких дел, где Русским приходилось не раз сдерживать напор многочисленного неприятеля, Суворов поехал сам по соседству к Фермору с просьбою о подкреплении; Фермор обещал. Возвращаясь вечером к Бергу, верхом, в сопровождении проводника и двух казаков, Суворов был застигнут в густом лесу, близ Аренсвальда, сильною грозою с ливнем. Проводник бежал, Суворов заблудился, проплутал всю ночь и рано утром, при выезде из леса, чуть не наткнулся на неприятельские аванпосты авангарда генерала Платена. Не смотря на неожиданность, Суворов не растерялся и даже извлек из своего положения выгоду: высмотрел расположение Пруссаков, счел их силы и, никем не замеченный, поехал отыскивать свой отряд, который оказался всего в полумиле. Переменив измокшее белье и платье, он тотчас же изготовил отряд к атаке, с нетерпением выжидая прибытия подкрепления, обещанного Фермором.
Было близко к полудню, а подкрепление не прибывало. Авангард Платена, под начальством полковника де-ла-Мот-Курбиера, начал наступление по безлесной равнине, обратившейся от минувшего ливня в подобие болота. Русские передовые гусарские эскадроны были опрокинуты; Суворов подкрепил их 6 эскадронами конных гренадер. Курбьер открыл картечный огонь и построил оба свои батальона в каре, но они не выдержали яростных атак конно-гренадер и положили оружие. Тем временем приближалась прусская кавалерия; Суворов собрал кое-как своих расстроенных гусар, прихватил часть казаков, смелым ударом опрокинул прусскую кавалерию, и затем забрал в плен большую часть фуражиров находившегося вблизи отряда Платена. Платен переменил позицию, отойдя за городок Гольнау и оставив в нем небольшой отряд пехоты. Русская артиллерия принялась разбивать городские ворота, но безуспешно; Берг дал Суворову 3 батальона и приказал завладеть городом. Утром Суворов приблизился к городу под сильным огнем, выломал ворота, ворвался в улицы и выгнал неприятеля, причем получил две раны.
Вскоре после ему дали во временное командование Тверской драгунский полк, до выздоровления полкового командира. Прусские наблюдательные отряды далеко распространились из-под Кольберга; Берг двинулся туда двумя колоннами, левую вел сам, а правую, из трех гусарских, двух казачьих и Тверского драгунского полков, поручил Суворову. В деревне Нейгартен засели Пруссаки в числе двух батальонов пехоты и слабого драгунского полка. Построив свой отряд в две линии, Суворов повел атаку, сбил драгун, ударил на один из батальонов, многих положил на месте и человек сто взял в плен. Но другой батальон был частью рассыпан по деревне и из домов производил такой жаркий огонь, что Русские не могли удержаться, и должны были отступить.
В последних числах ноября Платен подошел к Кольбергу с большим продовольственным транспортом, который, однако же, препроводить в крепость ему не удалось, и он ретировался, потеряв множество людей замерзшими. Корпус Берга следовал параллельно с ним фланговым движением и постоянно его тревожил. Все дело впрочем ограничивалось легкими стычками и перестрелками, тем не менее зимняя кампания была чрезвычайно тяжела. Тверской полк делал ее, по распоряжению Суворова, без обозов, ради большей подвижности, но от этого нисколько не пострадал и даже больных имел очень мало 7. Под Старгардом Суворов атаковал было с Тверским полком Платенов ариергард, по безуспешно, потому что дело происходило на замерзшем болоте, по которому прусская пехота двигалась беспрепятственно, а лошади русской конницы проваливались. Счастьем было уж и то, что Суворов отделался без больших потерь.
Декабря 16 Кольберг наконец сдался, благодаря настойчивости Румянцева, который хотя давно получил от Бутурлина приказание снять блокаду, но продолжал ее на собственный страх. Кампания 1761 года была окончена, Командир Тверского драгунского полка выздоровел, вернулся и принял от Суворова свой полк обратно. Суворову было поручено командование Архангелогородскими драгунами, и в общем представлении об отличившихся, Румянцев поместил его как кавалерийского штаб-офицера, который хотя и числится на службе в пехоте, но обладает сведениями и способностями прямо кавалерийскими. Перемена рода службы Суворова почему-то однако не состоялась. Генерал Берг тоже отозвался о нем с большою похвалою, как об отличном кавалерийском офицере, «который быстр при рекогносцировке, отважен в бою и хладнокровен в опасности». Румянцев и Берг были только отголоском русской армии, в которой Суворов приобрел уже известную репутацию. Известность его пошла даже дальше; его, штаб-офицера, знали больше. чем многих генералов, до того ряды союзников были бедны талантами.
В декабре 1761 года Императрица Елизавета скончалась; Фридрих был спасен. Борьба со слишком неравными силами становилась ему с каждым годом все труднее. а последняя кампания была уже напряжением отчаяния, ибо прусские боевые силы спустились до каких-нибудь 50,000 человек новонабранного, кое-как обученного, неопытного войска. Катастрофа видимо была не далеко. И в это-то время на русский престол всходит Император Петр Ш, безграничный, экзальтированный поклонник Прусского короля. Петр Ш заключил с ним сначала перемирие, потом союз и почти вслед затем был сменен на престоле Императрицей Екатериной. Русская Государыня объявила себя нейтральною и предложила всем мириться. Утомление было общее и крайнее, мир состоялся.
Вступая в 1759 году в ряды действующей армии, Суворов жаждал практической боевой школы, добивался настоящей военной службы, Что же она ему дала?
Для военного успеха нужны: хорошая армия и даровитый полководец. Второе условие даже важнее первого, потому что отличная армия не в состоянии возместить своими положительными качествами отрицательных качеств плохого полководца и может только уменьшить некоторые из последствий дурного начальствования. Она есть орудие, а полководец — рука; умелая рука сделает дело и с дурным инструментом. Во всяком случае. гармоническое целое представляется только совокупностью обоих условий. Посмотрим же, в каком виде могли представиться Суворову элементы этого целого во время Семилетней войны у обеих воюющих сторон.
Из четырех русских главнокомандующих, одного Фермора можно, с грехом пополам, назвать военным человеком и в делах его найти временами некоторые признаки дарования. Остальные были просто вельможи-царедворцы, хотя наприм. Салтыков отличался храбростью и пользовался любовью войска, про их дарования, опытность, знания — не было и помину; выдвинули их качества придворные, связи, милость, благоволение; сделались они главнокомандующими так, как делались гофмейстерами, гофмаршалами. Преданность ставилась выше способности, угодливость выше годности. Принципы Петра I забылись или покрылись тем наносным слоем, который обыкновенно является результатом деятельности неумелых преемников великого мастера. Основное Петровское правило — назначать государственных деятелей по годности их и способностям, совершенно затерлось. Не только главнокомандующий, но и другие высшие чины армии назначались, за некоторыми исключениями, по той же системе; почти все делалось по указаниям связей и покровителей. Оттого Семилетняя война мало отметила у нас людей, которые завоевали бы себе блестящее место в истории будущего.
У союзников наших было немногим лучше, особенно у Французов, где высшие военные чины были доступны одному сословию и притом не по справедливой оценке каждого лица, а по проискам и покровительству. В Священной Римской империи на высших ступенях военной иерархии тоже царила по обыкновению бездарность; исключением служили весьма немногие, особенно Лаудон, который заслужил себе особенное уважение со стороны Фридриха и Суворова. Но и такие лица не имели свободы действий, над ними тяготел гофкригсрат, и даже удачные дела, совершенные без предварительного разрешения, могли навлечь на виновных строгий приговор военного суда, что едва и не случилось с Лаудоном.
Эти недостатки союзного военноначальствования далеко еще не исчерпывают дурной стороны предмета. Бездарность, неспособность могли бы быть до известной степени парализованы единодушием; тогда были бы ошибки, но не рознь, не отсутствие всякой руководящей идеи. А именно этим союзники и страдали. Бессвязные, бесцельные, как бы случайные операции, бездействие при огромных средствах, взаимное недоверие, затаенная зависть и прямое её следствие — мелочное соперничество вместо чувства боевого товарищества и взаимной выручки, — вот чем дополнялась неприглядная картина союзного предводительствования. И все это завершалось самым верным залогом неудачи — боязливостью, даже страхом перед Прусским королем. Это жалкое чувство могло бы сделаться роковым для союзных армий, если бы сверху распространилось вниз и перешло в массы, но к счастию массы остались незараженными такою нравственной гангреной.
Как ни плохо было само по себе высшее начальствование, но оно представлялось еще более жалким при сопоставлении с существовавшим в прусской армии. Во главе всех военных сил и средств королевства стоял король, одаренный замечательным военным гением, смелый, решительный, настойчивый, владевший редким даром — верно оценять своего противника и на этой оценке строить свои планы и операции. Он делал иногда грубые ошибки, зная, что противник не сможет, а чаще не посмеет его накрыть, и не ошибался. С другой стороны, он редко упускал, без извлечения прямой для себя пользы, ошибки союзников, особенно самую крупную из них — бесплодную потерю времени. Наконец, будучи государем, он не боялся ответственности, как союзные генералы; несвязанный в составлении и исполнении своих предначертаний. он был единой душой, единой волей своей армии. Небогатый материальными способами, он был неодолим по своим нравственным средствам и, окруженный со всех сторон сильными неприятелями, не пугался их, в невзгодах не терял головы и снова приступал к делу с неослабевавшей энергией.
Больше под стать своему королю, чем союзным главнокомандующим были и главные сподвижники Фридриха. Нельзя сказать, чтобы они вполне отвечали своему назначению; многие из них сильно мешали своему верховному предводителю, делая частые и грубые ошибки. Но между прусскими генералами все-таки находилось много даровитых и способных, служивших королю настоящими помощниками; таких генералов в немногочисленной прусской армии было больше, чем в союзных войсках, вместе взятых. Не каприз, не личное благоволение или милость возводили их на высокий пост, а справедливо оценяемое личное достоинство и действительная заслуга.
От предводителей перейдем к войскам. Военное искусство находилось в Европе во всеобщем упадке, кроме Пруссии. Войска были неповоротливы и неудобоподвижны, плохо и несоответственным образом обучены и, вследствие неспособности к маневрированию, от всякого продолжительного движения приходили в беспорядок. Вооружение было большею частию плохое; стрельба весьма слабая. Любой из союзных армий требовались целые сутки на построение боевого порядка: расположившись к бою, боялись тронуться с места, чтобы не перепутаться и не расстроиться. Несколько лучше других, хотя и незначительно, была военная часть у Австрийцев; во Франции же расстройство государственного управления перешло в армию; администрация войск находилась в полном разложении; дисциплина упала так низко, как ни у кого другого; военной службы в действительности не существовало.
В России военная служба была для податного сословия пугалом. Каждому нижнему чину предоставлялось право выходить в отставку по прослужении 8 лет, если его заменит один из ближайших родственников; но охотников почти не было, и закон, не будучи отменен, пришел в полное забвение. От военной службы отделывались всеми способами; рекрутские недоимки были беспрестанные и тянулись целые годы. Закон предписывал кроткое обращение с новобранцами, но не исполнялся, потому что шел в разлад с общим уголовным законодательством, с давно установившимися жесткими обычаями и со взглядами русского общества на взаимные отношения людей старших и младших, чиновных и простых, господ и слуг. Требования службы были большие, обращение начальников с нижними чинами жестокое, да и разлука с семьей предстояла рекруту долгая, почти вечная, От всего этого побеги между солдатами были часты, а между рекрутами необыкновенно велики. Варварское клеймение рекрут, заимствованное Петром Великим из Германии, было, правда, заменено бритьем лба, повторявшимся впредь до прибытия рекрута к полку; но этот шаг вперед остался без последствий. Беспрестанные указы о сроках для безнаказанной явки беглых рекрут и большие денежные премии за каждого пойманного, тоже не новели к успеху; побеги не уменьшались. Прямым последствием такого положения дел был постоянный некомплект войск, который сделался хроническим недугом русской армии.
Обучение было плохое по программе и слабое по исполнению. Пехотный полк мог насилу в час построиться, да и то в замешательстве. Построение конницы производилось также очень мешкотно; атака тяжелой кавалерии делалась рысью; регулярная кавалерия полагала свою силу в огнестрельном действии. Артиллерия нисколько не опережала своими качествами другие роды оружия. Маневрирование войск большими массами почти не существовало; построение дивизий или корпусов походило на совершенный хаос; поход был очень медленный и беспорядочный; обозов при войсках находилось несоразмерно много; при 90,000-нойармии, шедшей к границам Пруссии, считалось больше 50,000 повозок. Разведывательная и сторожевая служба пребывала во младенчестве, офицеры в ней ничего не смыслили. Лагери разбивались где попало, без всякого соображения гигиенических и тактических условий. Некомплект полков увеличивался вследствие дурной организации обозной части и злоупотреблений низших начальников; ротные командиры брали себе прислугой по 10-12 человек, около третьей доли полка состояло при обозе 8. Дисциплина была строгая, но внешняя, в глубь человека не проникала и воспитательного значения для него не имела. Грабежи всюду сопровождали русскую армию; грабили не одни иррегулярные войска, но все без исключения; тут действовала не столько жажда наживы, сколько какой-то инстинкт разрушения, который был особенно силен у казаков. Слабость сознательной дисциплины высказывалась не только у солдат, но и офицеров и выражалась ненормальностью отношений начальствующих лиц между собою и к нижним чинам. Не смотря на обязательность военной службы для дворян, понятие о субординации оставалось им чуждым. Они были больше господами, чем офицерами, и на нижних чинов смотрели, может быть бессознательно, не так как следует офицеру на солдата, а скорее как смотрел барин на мужика.
Все эти недостатки русской армии выкупались однако же в известной степени её прирожденным достоинством - стойкостью. Качества этого не отрицали даже наши неприятели. Без преувеличения можно сказать, что оно было свойством русской армии больше, чем какой либо другой. Такое неоцененное достоинство не только выкупало значительную долю недостатков самой армии, но отчасти и изъяны главного начальствования, зачастую спасая от плачевных следствий неумелого предводительства. Так было тогда, в Семилетнюю войну, так случалось неоднократно и после, и чем ниже бывали качества главнокомандующих, тем ярче бросалась в глаза самому поверхностному наблюдателю эта капитальнейшая особенность русского солдата.
Армия Фридриха Великого отличалась от союзных армий хотя не в той мере, как он сам от союзных предводителей, но все-таки весьма существенно. Она была лучше вооружена; строевое обучение её было доведено до тонкости, может быть излившей, но этот излишек мы видим теперь. а тогда он наглядно увеличивал разницу между войсками хорошо обученными и плохо обученными. Пехота стреляла гораздо лучше всякой другой; кавалерия производила атаки быстро, холодным оружием; материальная часть артиллерии значительно изменилась и улучшилась. Тонкий строй был принят как обыкновенный порядок для боя и для маневров в присутствии неприятеля, введены большие каре против кавалерии и сомкнутые дивизионные колонны. Прусская армия маневрировала в степени, близкой к совершенству; быстро и легко переходила из походного порядка в боевой; походные движения исполняла как учебные; часто бивуакировала, чтобы не таскать за собой шатров; часто продовольствовалась у обывателей; имела с собою лишь самый необходимый обоз. Все это делало Фридрихову армию поворотливою и подвижною до такой степени, что он дозволял себе безнаказанно сосредоточение войск в виду неприятеля, фланговые марши на пушечном от него выстреле, движение через страну, угрожаемую тремя армиями, добровольное пожертвование своими операционными линиями, т.е. все то, о чем его противники и подумать не смели. Наконец, для полноты картины следует еще заметить, что прусская армия была сплочена чрезвычайно строгою дисциплиной, без чего невозможно было достигнуть педантической точности обучения. В солдате буквально исчезал человек; от него требовалась только механическая исправность действия в однажды определенном направлении. Военные законы изобиловали самыми варварскими наказаниями; ничто не проходило даром, всякая вина была виновата; взыскания назначались и производились с такою же точностью, с какою дрессировалась армия. Вообще дисциплина прусской армии была доведена до степени, о которой в нынешнее время трудно даже составить понятие. Все эти элементы, и худые и хорошие, имели свой rаison d'etre при духе, оживлявшем Фридрихову систему, оттого она и достигла в руках великого полководца, своего создателя, таких блестящих результатов.
Вот при каких внутренних и внешних данных развернулась война перед пытливым взором молодого Суворова и доставила ему первую боевую практику. Как все виденное и замеченное переварилось в его голове вместе с прежде добытыми выводами теоретического изучения и к каким именно результатам его привело, — увидим в следующей главе.
Он оставил армию и возвратился в Россию в 1762 году, отец его тоже, но только уехали они в разное время и под различными впечатлениями. Василий Иванович был отозван по воцарении Петра III, так как слишком усердно соблюдал во время своего управления Пруссией русские государственные интересы и мало заботился о приобретении между Пруссаками популярности 4. По всей вероятности, до Фридриха доходили невыгодные о нем вести, а этого было достаточно, чтобы сделаться неугодным Петру Ш. Суворов-сын уехал позже; он был послан в Петербург с депешами, представился Императрице и собственноручным её приказом 26 августа произведен в полковники с назначением командиром Астраханского полка 9.
Предыдущая Дальше
|
|
|
|
Форма входа