АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ Глава II РОДИТЕЛИ. ФИЛИПП И ОЛИМПИАДА
Приветствую Вас, Гость · RSS 28.03.2024, 18:41
АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ

Глава II
РОДИТЕЛИ. ФИЛИПП И ОЛИМПИАДА
ПРИДВОРНОЕ ОБЩЕСТВО

Подобно всем Аргеадам, Филипп окружил себя избранным кругом придворных. Поэтому Александр, будучи наследником, а затем царем, вынужден был вращаться в кругу придворных своего отца. Таким образом, описав подробно придворных и гетайров — тесный круг приближенных, а также множество незнатных «гостей царя», мы познакомимся со сподвижниками Филиппа, его сотрапезниками, которых царь приглашал к своему столу на более или менее длительный срок.

Из приближенных первым заслуживает нашего внимания Парменион. Он принадлежал к высшей знати и был на восемнадцать лет старше Филиппа. Опытный, рассудительный и умный, Парменион считался лучшим советником Филиппа, который утверждал, что за все время его правления Парменион был единственным, кого он мог назвать настоящим полководцем. Несомненно, это был наиболее способный помощник Филиппа не только па поле сражения, по и в период организации новой армии.
Вторым соратником царя был Антипатр. Он служил еще Пердикке, следовательно, был уже зрелым человеком, когда Филипп достиг власти. Царь на него полностью полагался: в то время как Филипп спокойно спал или пировал, его верный друг был трезв и бодрствовал. Лучше всего он проявлял себя как политик и дипломат, и прежде всего в сношениях с греками. Эллинская культура была ему ближе, чем Пармениону: Антипатр имел связи с греческими философами и даже сам писал книги. Первого своего царя и господина он увековечил, написав книгу «Иллирийские подвиги Пердикки». При дворе каждый из этих вельмож имел братьев и сыновей, представлял своих родственников и тот род, к которому принадлежал. То же относится и к другим знатным придворным — ловкому Алкимаху, знаменитому Клиту и прежде всего гордому Атталу. Во времена Филиппа при дворе появилась и знать из горцев. Вместе со своими семьями они переселились в Пеллу, где играли важную роль.
Естественно, что жившую при дворе племенную знать больше всего волновали местные распри. Одни породнились, заключая браки, другие же, наоборот, рассорились из-за наследства и честолюбия. По-видимому, Филипп всячески приветствовал родство с горцами. Но ему не было свойственно действовать, пусть даже в государственных интересах, так жестоко и грубо, как Александру, устроившему знаменитую свадьбу в Сузах. И все-таки Антипатру пришлось отдать свою дочь линкестийскому князю Александру, в то время как Парменион выдал свою за представителя элимиотийской знати. Дом Пармениона был связан тесной дружбой с родом Андромена из Тимфайи, особенно важным оказалось его родство с древнемакедонским родом Аттала.
Филипп, компенсируя горцам утрату прежних привилегий, особенно щедро наделял их семьи землями [2]. Так он склонил на свою сторону орестидов и тимфайцев. Склонил бы и элимиотов, если бы не расторг свой брак с Филой, дочерью князя из этой горной области. Жители Линкестиды неохотно подчинились Филиппу и все еще представляли угрозу.
Царский двор объединял не только эти древние знатные дома. Аргеады постоянно увеличивали число служилой знати раздачей новых и новых земель, привлекая таким образом ко двору недавно возвысившиеся семьи. Отличившихся греков уже давно награждали землей и принимали в круг высшей знати. Эта система получила полное развитие лишь во времена Филиппа. Он располагал для раздачи большим количеством завоеванной земли и призывал к себе тех чужестранцев, которые казались ему полезными [3]. Теперь отбор уже не был чересчур строгим, и «рыцари удачи» действительно становились рыцарями. Царь охотно производил в гетайры и греков — далеко не всегда наиболее способных и деловых людей, нередко просто веселых и приятных сотрапезников. Филипп любил веселье за столом и выбирал себе товарищей из тех, кто умел веселиться и пить. В этом отношении ближе всех к македонянам стояли фессалийцы, и вскоре они почувствовали себя при дворе Филиппа как дома. В этом беспутном времяпрепровождении день смешивался с ночью, вино подталкивало на дикие шутки, а игра разжигала азарт. Все это вызывало ужас философов и моралистов. Случай выдвинуться представлялся людям компанейским, умеющим пить. Снова вошли в обычай привычные для Македонии нравы, когда гетайры были не только сподвижниками царя в бою и на совете, но и его товарищами на пирах.
При всей безалаберности Филипп, никогда не забывавший своих властолюбивых целей, окружал себя также и способными греками. Так, к нему приезжали строители и техники, например знаменитый Евмен, который вскоре занял ведущее место в канцелярии царя. Отцы Неарха и Эригия получили земельные наделы и стали гетайрами царя. Одни сподвижники царя жили в столице, другие — в Амфиполе. Но, даже оставаясь у себя в поместье, они должны были в случае необходимости со своей дружиной примкнуть к войску царя.

Следуя традиции своих предков, Филипп поддерживал тесную связь с духовной элитой Эллады. Больше всего он ценил Исократа и Академию Платона, считая их своими соратниками в проведении панэллинскюй политики. Исократ подготовил ему почву для воплощения на практике идеи гегемонии. Конечно, Филипп был обрадован посланием к нему Исократа и тепло приветствовал посланника, отправленного к нему ритором. Дружбу с Платоном заключил уже Пердикка III; он сделал своим советником его ученика Евфрая. Узнав о смерти Платона, Филипп устроил в честь философа траурную церемонию. Несколько лет спустя он принял Антипатра, ученого из Академии. Его прислал преемник Платона.— Спевсипп, вручив Филиппу послание, сохранившееся до нашего времени. Письмо это оставляет неприятное впечатление, так как в нем чувствуется явное недоброжелательство к Исократу [4]. Приведено множество аргументов, оправдывающих нападение македонян на Халкидику и Амбракию, более того, содержатся выпады против Афин. Становится ясно, что школа платоников на реке Илисс далеко отошла от идеи полиса, защитником которой был Демосфен. Эти люди были нужны царю, но ценил ли он их на самом деле, мы достоверно не знаем.

И, наконец, Феопомп — своеобразное явление при македонском дворе. Он хорошо относился только к одному Антисфену, враждовал со Спевсиппом и не всегда доброжелательно отзывался о своем учителе Исократе. Одно время Феопомп жил в Пелле, но постоянно был чем-нибудь недоволен. Правда, он поставил Филиппа в центр своего исторического труда и назвал его величайшим человеком в Европе, но со всем сарказмом, присущим ему, не пощадил ни гетайров, ни других близких к царю людей. Феопомп писал, что они подвержены всем порокам, да и самого царя называл пьяницей, игроком и мотом [5]. Иногда создается впечатление, что движущей силой всех его обвинений явилось оскорбленное тщеславие.
Филипп спокойно терпел при дворе всех этих чванливых литераторов, но не делал их гетайрами, как землевладельцев и воинов. На пирах они никуда не годились, и там он не желал их видеть. Своими постоянными спорами эти тщеславные всезнайки могли бы испортить пирующим настроение. Конечно, каждый из них с удовольствием сыграл бы роль Евфрая. Но Филипп не был Пердиккой и не хотел приглашать нового Евфрая, ему не хотелось такого застолья, где бы дебатировались вопросы высшей математики или философии.

Филипп не походил также и на Архелая, для которого греческое искусство было важнее всего на свете. Правда, он охотно привлекал ко двору эллинских актеров, певцов и других служителей муз, но по натуре своей был скорее трезвым практиком и широким, великодушным человеком, чем мечтательным поклонником художественного творчества. Он не брал с собой на войну Гомера, не участвовал в разыгрывании пьес и не декламировал Еврипида.

Несмотря на то что мир искусства был ему чужд, он хотел, чтобы подрастающая молодежь воспитывалась в духе любви к прекрасному. Больше, чем кто-либо прежде, он привлекал сыновей знати на службу при дворе. Он создал для них нечто вроде придворной школы «пажей». «Пажи» общались с царем, греческие учителя обучали их риторике, знакомили их с мифологией, с Гомером, но больше всего с Еврипидом. Поэтому офицеры Александра отличались необычным знанием мифологии, философии и литературы. Посев, произведенный Филиппом, дал впоследствии богатый урожай.
В не меньшей степени Филипп признавал служение музам, когда речь шла о пирах в Дионе. Он устраивал эти празднества с необычайным блеском, приглашал на них людей искусства и щедро вознаграждал их. Его уважение к науке ярче всего характеризует тот факт, что в учителя к своему сыну Александру он взял Аристотеля, в котором безошибочно признал гения философии.

ОЛИМПИАДА

Когда консервативные ранние культуры вступают в тесную связь с динамическими и развитыми соседними цивилизациями, древние устои рушатся, а не заменяются новыми. В результате народ оказывается без опоры как в старом, так и в новом. Для отдельных людей открывается широкое поле деятельности: одни начинают вести безнравственную жизнь, полную пороков, а в других проявляются огромные творческие возможности. Так было с варварскими вождями времен переселения народов и с Меровингами, когда они попали под влияние римского образа жизни.
В древности Македония, Эпир и Фракия были расположены между статичным миром Балканского полуострова и динамично развивавшейся Элладой. Старые связи становились неустойчивыми. Эллинская культура не ограничивала стремления к власти отдельных честолюбцев: она всегда защищала автономию индивидуума. Так, подобно тому как ветер раздувает покрытые пеплом угли, разгорались тлевшие на Балканах страсти. Открылись дороги между двумя мирами, был дан толчок развитию как порочных, так и великих личностей. Однако в Македонии простой народ не ощущал греческого влияния и быт по-прежнему уходил своими корнями в глубокую старину; только знать и князья оказались как бы в свободном пространстве между Балканами и Элладой. Появились такие яркие личности, как Архелай, Евридика и Пердикка III, однако Архелай принудил своего фаворита стать его любовником, а Евридика, движимая жаждой власти, приказала убить собственного сына. Если они и обрели черты величия, то это было величие мрачных страстей.
И тут на историческом небосводе засияли еще три яркие звезды: Филипп, который порвал с традицией лишь в том, что касалось его личных пристрастий; Александр, принципиально отказавшийся от всего традиционного, унаследованного от предков; Олимпиада, безудержная и демоническая в своих увлечениях.
Хотя ее страсти были типичны для иллирийско-балканских женщин, однако полное отсутствие сдерживающих центров делало ее не похожей на своих земляков. Она могла преступить любые границы, для нее не существовало ни каких-либо моральных принципов, ни традиций. Только любовь, ненависть или жажда мести могли побудить эту гордую и властолюбивую женщину к действию. Олимпиада была эпирской княжной, т. е. происходила из области, расположенной между двумя мирами. Она стала женой Филиппа и родила Александра Великого.

Как уже говорилось, склонности Филиппа носили сугубо индивидуалистический характер. Он нередко напивался, что было вполне в традициях его рода, и часто увлекался женщинами. Решительно во всем этот пышущий здоровьем властитель преступал традиционные рамки. Он требовал такой свободы в области любви, которая далеко заходила за границы старинных представлений о нравственности. По своей природе он больше, чем кто-либо другой, был склонен к полигамии и не ограничивал себя женщинами, ибо ему казалось, что это может способствовать и его политическим интересам. Злые языки говорили, что все его свадьбы были связаны с очередными войнами. Историк Сатир, античный Лепорелло, насчитывает семь жен Филиппа, однако не все браки последнего считались одинаково законными.

Можно назвать трех жен, которых имел Филипп в первые два года правления. Фила, княжна из элимиотийских горных районов, македонянка, стала женой Филиппа еще до прихода его к власти. Аудата, иллирийка по происхождению, была захвачена после победы над Бардимом наряду с лихметийскими пограничными землями. Став женой Филиппа, она назвала себя Евридикой. От брака с Филинной, фессалийской красавицей простого происхождения, на которой Филипп женился в интересах проведения греческой политики, родился Арридей. Как заключались браки, источники умалчивают.
Женился ли царь последовательно сперва на одной, потом на другой или одновременно, мы не знаем.
На третьем году правления Филиппа, который теперь уже стал не опекуном-регентом, а царем, был заключен его четвертый брак, имевший огромные последствия как для Македонии, так и для всего мира. Бракосочетание с Олимпиадой, осиротевшей дочерью эпирского царя, было совершено торжественно и вполне официально. За несколько лет до этого Филипп увидел эту едва расцветшую девочку на острове Самофракий, в святилище кабиров, когда они оба в праздничных одеждах совершали культовые обряды. Олимпиада, совсем еще ребенок, всей душой отдавалась чудесам таинственных церемоний. На впечатлительного юношу эта девочка произвела более сильное впечатление, чем сам торжественный культовый обряд [6]. В 357 г. до н. э. были закончены дипломатические переговоры об этом браке. Избранница Филиппа прибыла в Македонию, и было совершено торжественное бракосочетание.

Для Олимпиады брак с Филиппом был избавлением от мучительного положения. Она происходила из молосского царского рода Эакидов, владевших Эпиром и возводивших свое происхождение к Ахиллу. Ее отец умер очень рано; Олимпиада не могла стать наследницей, а брат ее был еще моложе. Власть захватил дядя Олимпиады — Арибба, который вообще не хотел считаться с детьми умершего царя. Девочку обижали и унижали. Теперь же, благодаря браку с молодым победоносным царем, она достигла высочайшего положения. Нет никаких сомнений, что это был брак по любви и что вначале обе яркие личности неудержимо тянулись друг к другу с такой же силой, с какой впоследствии отталкивались друг от друга. Но Филипп не был бы самим собой, если б этот брак не отвечал одновременно и его политическим целям. Македония наконец получила избранницу «царской крови», которая способна представлять страну и чей сын мог стать достойным наследником престола. Нам неизвестна судьба предыдущих жен Филиппа: развелся он с ними, или они остались побочными женами — наложницами. Их детей причислили к знати, но о том, чтобы признать их наследниками царя, не могло быть и речи.

Мы не знаем, хотел ли Филипп возвести Олимпиаду на почетный пьедестал. Но царица, казалось, была рождена для того положения, которое она заняла. Филипп и Олимпиада прожили несколько счастливых лет, но самым счастливым был год рождения наследника — 356 год до н. э. В честь Александра Филэллина, жившего во время персидского нашествия, наследник получил имя Александр. Вскоре родилась его сестра (354 г. до н. э.), которую назвали Клеопатрой.
Общность интересов в вопросах политики способствовала взаимопониманию супругов. Олимпиада родилась и выросла эпиротянкой и хотела оставаться ею, будучи македонской царицей. Преисполненная тщеславия и властолюбия, она рассматривала Эпир как личную вотчину и ставила своей целью восстановить власть своей семьи в этой стране. Это соответствовало и планам царя, который хотел через Олимпиаду и ее брата поставить Эпир в зависимость от Македонии.
По единодушному решению супругов в 351 г. до н. э. Филипп двинул войска на Эпир, и Олимпиада вынудила Ариббу выдать ей ее несовершеннолетнего брата. В 342 г. до н. э., когда брат подрос, Ариббу изгнали из Эпира, а юноша милостью Олимпиады и Филиппа стал его царем. Через него Олимпиада могла управлять своей родиной.

Чем дольше продолжался брак, тем сложнее складывались отношения между этими двумя яркими индивидуальностями. Олимпиаде, женщине сильных страстей, уже недоставало власти; она не хотела быть только царицей могущественной империи и супругой блестящего царя. В Филиппе же вновь взыграли страсти, тем более что перед ним постепенно раскрывался жуткий, демонический характер его жены. Трудно сказать; была ли она уже в то время тем чудовищем, которое спустя несколько десятилетий пыталось уничтожить весь род Антипатра, приказала замуровать живьем Арридея вместе с женой, истребила всех соперников, имевших право на наследство Филиппа, вплоть до детей, находившихся еще во чреве. Пока до всего этого было еще далеко. Но чем старше становилась царица, тем откровеннее проявлялись в ней черты властолюбия и мстительности. Все с большей страстью предавалась она религиозным оргиям. Как некогда, полная священного трепета, участвовала она в фаллических шествиях на острове Самофракий, так и теперь во время вакханалий выступала как первая менада * Македонии, неся на себе выращенных в ее покоях и прирученных змей. Все безудержнее была ненависть Олимпиады к женам Филиппа и их детям. Говорили даже, что именно ею сын Филинны, Арридей, был доведен до слабоумия [7].

Филипп отстранился от жены. С 346 г. до н. э. источники снова называют его побочных жен, например уроженку Фессалии Никесиполиду, которая умерла вскоре после рождения дочери Фессалоники, и какую-то гетскую княжну, уступленную победоносному царю ее собственным отцом. Олимпиада терзалась от ревности, но больше боялась потерять свое положение при дворе, чем супружескую любовь. Царь утратил ее любовь, которую она перенесла теперь на сына. Ее, а не Филиппа должен был любить мальчик, к ней, а не к царю испытывать привязанность.
Несмотря на возникшее отчуждение, официально их брак продолжался и Олимпиада оставалась царицей Македонии. Однако не только царь отдалялся от Олимпиады, ее гордыня и властолюбие оскорбляли македонскую знать, которая считала, что в ней слишком сильно чувствуется эпирское происхождение. Придворные и раньше видели в ней чужестранку, а поскольку у царицы не хватало чувства такта, чтобы перебороть неприязнь знати, то это недовольство возрастало. Когда царь охладел к Олимпиаде, могущественная царица оказалась при дворе в совершенном одиночестве.
Теперь с Филиппом и Македонией ее связывал только наследник престола. К нему царица была привязана всей душой. Но сын был предметом гордости и отца. Даже знать не могла отказать Александру в любви, хотя и знала, как сильно он был привязан к своей матери. Но стоило ли терпеть Олимпиаду из-за наследника престола? И когда Филиппа вновь охватила любовная страсть, на этот раз к девушке из древнего и знатного македонского рода, разразилась буря. Однако вернемся назад, к более счастливым временам. Расскажем о мальчике, который безмятежно рос под сенью могущественных родителей, кому судьба даровала счастливую и гордую юность вплоть до того времени, когда вражда между родителями отравила ему душу, трагически отдалив его как от отца, так и от всего, что было связано с Македонией.
Предыдущая                                                                                       Дальше




Конструктор сайтов - uCoz