 |
|
|
| Приветствую Вас, Гость · RSS |
20.04.2024, 07:13 |
|
АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ
Глава IV
МОЛОДОЙ ЦАРЬ
УКРЕПЛЕНИЕ ВЛАСТИ
 Пока телохранители искали убийцу, Филипп скончался. По преданию, он умер на руках у Александра. Несчастье, однако, не помешало сыну решительно взять в руки власть. Как пи мало знал Александр о подготовке покушения, он сразу понял, откуда дует ветер. Его короне могла угрожать опасность со стороны князей Линкестиды или со стороны Аминты. Действовать надо .было немедленно. Это понимал и еще один человек, самый могущественный из приближенных Филиппа — Антипатр, от которого теперь многое зависело. Он тоже сразу оценил создавшееся положение. Новая жена Филиппа, не так давно разрешившаяся от бремени, родила девочку. Слабоумный Арридей не вызывал беспокойства. Следовало опасаться Ка-рана, правда, когда он родился, Филипп не был еще царем. Всерьез могла идти ..речь о правах сына Пердикки III, Аминты, опекуном которого был когда-то Филипп. Но разве у Александра было не больше прав на трон? Ведь сам Филипп считал его наследником. Лишь он один был в силах осуществить планы Филиппа, если бы захотел этого. Испытывая теплые чувства к Аристотелю, Антипатр ощущал связь, объединявшую его с Александром. Решение пришло: Антипатр выступил перед собравшейся толпой с речью в пользу Александра. С преданными ему воинами Александр вернулся в город и занял крепость. Вскоре македонское собрание воинов провозгласило юношу царем.
Теперь наступила пора подумать о наказании преступников и об отмщении. По балканским обычаям, у царя были для этого все основания. Труп убийцы прибили к кресту, но гораздо важнее было найти и наказать его сообщников. Александр воспользовался возбуждением, царившим в народе и армии, захватил и, более того, уничтожил всех, кто казался опасным для трона, независимо от их причастности к покушению на Филиппа. Следствие не дало почти никаких результатов. Официально пришли к следующим выводам: убийца хотел отомстить Атталу, надменному опекуну новой царицы, за то, что тот надругался над ним, будучи гомосексуалистом. Филиппа же оп убил потому, что тот отказался дать ход судебному преследованию Аттала. Такое объяснение было по балканским нравам вполне правдоподобным, однако же казалось несколько странным. Дело в том, что прошел слишком большой срок между преступлением Аттала и местью оскорбленного. Тогда последовало дополнительное разъяснение: политические противники Филиппа использовали жажду мести юноши в своих целях. В качестве политических противников прежде всего были названы братья из княжеского рода Линкестидов. Одного из них, Александра, правда, простили, так как сразу после убийства он приветствовал нового царя и присоединился к его друзьям, кроме того, он был зятем Антипатра. Двух других братьев судило войсковое собрание и приговорило к смерти. Они были казнены. Неизвестно, сразу же или впоследствии всплыло обвинение их в связях с Великим царем. К смертной казни были приговорены и многие представители знати; некоторые недовольные и заподозренные бежали к персам.
Правители Линкестиды поддерживали, по-видимому, дружеские отношения с Аминтой, наследником македонского престола, которого некогда обошел Филипп. Это дало долгожданный повод уничтожить также и Аминту, хотя никто не мог обвинить его в какой-либо причастности к заговору. Александр приказал убрать и Карана. Других потомков Филиппа по мужской линии, по-видимому, постигла та же участь. В живых остался только слабоумный Арридей.
Женщин своей династии Александр пощадил. Киннану, дочь Авдаты, близкую родственницу Александра, выданную Филиппом за Аминту, после казни последнего Александр отдал своему другу Лангару. Судьба же молодой мачехи Александра, Клеопатры из рода Атталидов, и ее маленькой дочки оказалась трагической. Если более терпимый и хладнокровный пасынок пощадил ее, все равно Клеопатра пала жертвой его матери, жаждущей мести. Олимпиада вернулась в Пеллу и, когда на следующий год Александр ушел в поход, велела убить маленькую Европу на коленях матери, а потом вынудила покончить с собой и несчастную Клеопатру. Впоследствии Александр выразил матери свое неодобрение по поводу этой жестокости. Цепь казней и убийств, начавшаяся с приходом Александра к власти, тянулась до самого выступления его войск в персидский поход.
Если можно понять расправу Александра с представителями рода Атталидов, то его действия в отношении собственных родственников объяснить очень трудно. Аттал пытался подорвать авторитет и влияние Александра в войсках, находившихся под его командованием в Малой Азии. Он вел переговоры с мятежными Афинами, уступил персам ценные земли, а возможно, даже вступил с ними в тайные сношения. Все это происходило против желания Парменирна. Однако, когда власть Александра укрепилась, Аттал стал притворяться лояльным. Но царя провести ему не удалось. Александр послал в Азию новые войска под командованием верного ему военачальника (возможно, это был грек из новой служилой знати). Вскоре предатель был устранен. Так как можно было опасаться мести заносчивых Атталидов, Александр уничтожил всех представителей этого рода мужского пола. Такие поступки были вполне в обычаях страны и мотивировались государственной необходимостью. Парменион сразу признал Александра и стал опорой царского трона.
Вернемся к кровавому и печальному событию — убийству Филиппа. Его официальную версию мы уже изложили; теперь раскроем истинную подоплеку заговора.
Несомненно, Павсанием двигало чувство мести. Он был из Орестиды, а в горных областях обидчикам не прощали. Павсаний, очевидно, надеялся сохранить свою жизнь и даже остаться в Македонии, если бы только ему удалось сразу же скрыться и избежать первых вспышек гнева наследника и приближенных. Он, видимо, рассчитывал на могущественных друзей. Спрашивается, кто же вдохновлял этого человека, который так долго и терпеливо ждал и решился наконец на месть, и притом почему-то не Атталу, а Филиппу? Официальная версия, направленная против правителей Линкестиды, по-видимому, не вызвала доверия. Подозревали более высокопоставленную особу — «эпирскую ведьму» Олимпиаду, Причем историки гораздо охотнее доверяют этой версии, чем официальной; более того, шли разговоры и о самом Александре .
Представители современной науки не раз пытались проверить эту версию. Среди ученых преобладает мнение, что Александр не виновен в организации покушения: подобный поступок не сочетается с гордым и царственным нравом юноши. Он мог бы, наверное, выступить против отца, более того, даже сразить его в поединке, но приказать убить, а потом не сознаться в убийстве, т. е. совершить поступок столь же лживый, сколь и трусливый,—на это Александр (как нам представляется), несмотря на всю свою жестокость, был не способен, ибо он был человеком смелым и рыцарем по натуре.
Наиболее достоверным кажется нам подозрение, падающее на Олимпиаду. И не только потому, что в своем мщении царица не останавливалась перед преступлениями. В данном случае ее ненависть была направлена против тех лиц, которых ненавидел и Павсаний,— Аттала и Филиппа. Злая ее властный нрав, вполне можно предположить, что Олимпиада хотела помочь Александру, не ставя его в известность о своих планах. Новая царица уже родила, и Филипп дал своей дочери гордое имя — Европа. А что будет, если впоследствии родятся мальчики? Чтобы ее сын сохранил свое право на трон, Филипп должен был умереть. Момент был выбран благоприятный, так как Аттал и его могущественный тесть Парменион находились далеко, в Малой Азии. Все эти соображения заставляют подозревать Олимпиаду. К этому можно присовокупить и то, что, вернувшись в Македонию, Олимпиада позаботилась о могиле Павсания. Поэтому понятно, что исследователи истории Александра считали вполне возможным подозревать Олимпиаду в организации убийства и уж, во всяком случае, в том, что она знала о его подготовке.
Как же следует оценивать официальное обвинение рода Линкестидов? Возможность их соучастия в покушении маловероятна. Ведь после смерти Филиппа они не совершили ничего, что можно было бы расценивать как попытку осуществления подготовленного плана. Один из братьев к тому же незамедлительно примкнул к Александру. Спустя три года Александр утверждал, что в своих официальных письмах персидский царь похвалялся своими связями с убийцами. Однако теперь уже невозможно установить, насколько это соответствует действительности. Заявление Александра кажется тем более подозрительным, что царю в это время было особенно важно любой ценой обвинить персов. Также спорно утверждение, что позже, в 334 г. до н. э., Дарий предложил участвовать в заговоре единственному оставшемуся в живых Линкестиду. Это маловероятно хотя бы потому, что Линкестид после убийства Филиппа сразу же объявил себя сторонником Александра.
Как это часто бывает в подобных случаях, вопрос о справедливости обвинения Александра остается открытым. А ведь от решения этого вопроса зависит наше представление об Александре. Если выдвинутые обвинения против Линкестидов несправедливы, тогда их осуждение представляло особой узаконенное убийство, совершенное для устранения неугодных с целью отвести подозрения от Олимпиады. Если же они виновны, то меры, предпринятые Александром, можно оправдать хотя бы частично. Даже в официальном сообщении не было сказано, что в заговоре замешаны члены царствующей семьи. В противном случае Александру угрожала бы опасность, что в какой-то степени снимало бы с него вину за убийство.
Тем не менее царь начал свое правление с убийств и судебных преследований. Жестокость предпринятых им мер нельзя оправдать даже государственной необходимостью. Никто из Аргеадов ранее не уничтожал всех родичей своих врагов по мужской линии. Этот поступок Александра нельзя также оправдать охватившим его приступом страсти и гнева, ибо гнев овладевал царем лишь на мгновение; вообще же он оставался всегда уравновешенным и беспристрастным.
При решении этого вопроса не следует забывать, что и в позднейшие годы царь ни с кем не обсуждал своих действий. Он не желал делить правление с чиновниками, не хотел даже учреждать постоянную столицу империи. Он стремился управлять миром единолично. Подобно Атланту, Александр хотел, чтобы возведенное им здание мировой империи держалось на его плечах.
Это ревнивое стремление исключить любую возможность раздела власти, как нам кажется, объясняет желание Александра устранить со своего пути всех представителей династии мужского пола. Подобно тому как в позднейшие годы Александр стремился один управлять империей, он с самого начала хотел быть единственным мужским представителем царского дома. Только это давало абсолютную устойчивость трону. Александр стремился к абсолютной автократии. Кровавые события первых дней его правления по своим методам были еще «балканскими», но цель их — отречение от принципа клановости, от родственных связей — «балканской» никак уж не назовешь.
Рассматривая поведение Александра, легко заметить, что движущей силой его поступков была не страсть, а железная воля. Он стремился подняться до таких высот, где все родственные связи казались уже препятствием. Если для любого македонянина его род и традиции казались самыми важными, то Александр, как уже известно из предыдущих глав, не был связан сердцем с Македонией. Теперь, после смерти Филиппа, царю были нужны эта страна и этот народ, ибо они давали ему ту Архимедову точку опоры, которая требовалась для его планов мирового господства. Иначе обстояло дело с царским домом. Он не был нужен Александру и, даже наоборот, в дальнейшем мог стать препятствием на пути к цели. Насколько ему были чужды семейные и династические соображения, видно уже из того, что царь категорически отказался от женитьбы до начала похода в Азию. Зачем ему нужен наследник? Александр легко жертвовал семьей и династией во имя собственного «я». В его семье оставались только женщины: горячо любимая мать и сестры по отцу, которых он оставил в живых, так как в его глазах женщины не могли конкурировать в борьбе за власть. Их он пощадил и даже любил, в то время как .мужчин безжалостно уничтожил.
Вся жизнь Александра как бы непрерывное освобождение от впитанных с молоком матери связей и традиций. Эта свобода была ему необходима для создания нового мира. То, о чем говорится в этой главе, лишь первый, но очень важный шаг по пути к отказу от священных и тесных связей родства во имя создания более широкой и священной новой общности.
Большинство македонских царей пали жертвами убийств из-за угла. Александр получил трон тоже в результате такого убийства, хотя он и не был его инициатором. Не следует удивляться тому, что молодой царь всегда помнил об опасности коварного и вероломного убийства. Врагов он не боялся, наоборот, искал их. Он всегда был преследователем. Только в том случае, если Александр подозревал заговор, он становился беспокойным, почти боязливым, чувствуя себя в положении преследуемого. Возможно, этим и определялось его поведение.
ЗАВОЁВАННАЯ ГЕГЕМОНИЯ
Филипп явился миру как великий маг и волшебник. Перед ним в конце концов склонились и Балканы и Греция, и тот факт, что этот могучий царь был убит одним из представителей знати, произвел на всех большое впечатление. К тому же его преемником стал двадцатилетний юноша, трон которого, казалось, шатался. У всех народов, побежденных Филиппом, появился немалый соблазн сбросить господство и опеку македонян. На Балканах серьезных беспорядков не возникло благодаря тому, что Лангар, князь агриан, остался верным Александру.
Совсем иначе обстояло дело в Греции. Гегемония Филиппа держалась на трех столпах: его личном авторитете, победах македонского оружия и доверии сторонников. Но царь умер, а уроки тирании были забыты. Правда, в Греции оставались еще сторонники Македонии, но, потрясенные трагической судьбой царя, они были запуганы и малодушны. Во многих городах снова подняли головы патриоты полисной системы. При известии о смерти Филиппа Демосфен надел праздничное платье и произнес речь, где назвал нового царя дурачком. В Афинах царило праздничное настроение; вскоре начались переговоры с Атталом и Персией. Фивы и Амбракия выступили против
македонских гарнизонов. Большинство крупных греческих полисов отказались признать Александра. Греки снова обрели характерную для них особенность — радоваться раньше времени, поддаваться минутному настроению и строить неосуществимые планы. Они напрочь забыли о могучей армии своего великого соседа, об опытных македонских полководцах Антипатре и Парменионе и даже не подозревали, какую силу таит в себе новый правитель.
Александр твердой рукой повел за собой страну. Армия и народ почувствовали его железную волю. Те, кто мечтал сохранить великое наследие Филиппа, увидели, что оно попало в надежные руки. Всю энергию Александр направил на укрепление и вооружение армии, на то, чтобы добром и благодеяниями завоевать сердца македонян. Несмотря на окружающие опасности, первые недели правления Александра были самыми счастливыми, ибо, как никогда прежде, царь был связан со своим народом.
Поскольку на Балканах было спокойно и Парменион в Азии сохранял верность Александру, под угрозой оставалась только гегемония в Греции. Прощаясь с послами, присутствовавшими на трагически завершившемся празднике в Эгах, Александр объявил им, что клятвы, произнесенные в Коринфе, относятся не только к Филиппу, но и к его преемнику на македонском троне. Тем самым он подчеркнул, что в силу наследственного права считает себя законным гегемоном эллинов. Когда из Греции одна за другой стали приходить дурные вести, Александр понял: главное — предотвратить создание против него общегреческого оборонительного союза. Он неожиданно прорвался со своей армией по труднодоступным тропам в Фессалию и, даже не пустив в ход оружия, добился того, что его избрали пожизненным стратегом. Вскоре он дошел до Фермопил и был признан амфиктионами. Так же быстро, перейдя горы, он встал лагерем перед Фивами и послал ультиматум Афинам. Испуганные греческие города старались превзойти друг друга в выражении верноподданнических чувств и уверяли царя в своей лояльности. Добившись победы без боя, Александр, в свою очередь, не скупился на доказательства своего расположения. Он тут же собрал синедрион в Коринфе. Как и во времена Филиппа, туда съехались представители всех городов, за исключением спартанцев. Без всякого сопротивления Александр был признан гегемоном эллинов. Его, как и Филиппа, назначили стратегом-автократором в войне против Персии. Предполагалось, что Александр возглавит греков в этом походе. После того как все было решено, царь приказал начать подготовку к выступлению и, увенчанный лаврами успеха, достигнутого миром, вернулся в Македонию.
С точки зрения стратегии этот поход демонстрирует типичную черту военного искусства Александра — двойную внезапность. Дело не только во внезапности его появления в Греции, но и в выборе самого неожиданного, считавшегося почти невозможным пути для вторжения. Таким способом Александр добивался деморализации противника и подавлял всякое сопротивление. Действия его были столь успешны, что ни Фессалия, ни Фивы даже не пытались выступить против него.
Предыдущая Дальше
|
|
|
|
Форма входа