СУВОРОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Вторая Турецкая война
Приветствую Вас, Гость · RSS 28.03.2024, 12:49
СУВОРОВ АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Вторая Турецкая война: Фокшаны, Рымник; 1789.

Оставалось затем сделать немногое. Невдалеке за городом находился другой монастырь, св. поанна; туда скрылось несколько десятков Турок. Принц Кобургский отрядил батальон. и через час монастырь был взят 7.
Разбитые на голову войска Османа-паши бежали в полном расстройстве на Рымник и Бузео, бросая на дороге все, что замедляло их бегство. Легкие войска союзников преследовали их, не давая опомниться, и тем удвоили их потери.
При этом взято без малого тысяча повозок, нагруженных всякого рода запасами, и много скота. Сверх того победителям достался богатый фокшанский лагерь и значительные продовольственные магазины. Военных трофеев насчитано 12 пушек и 16 знамен. Потеря Турок убитыми определяется в 1500, число раненых осталось неизвестным, в плен взято не больше 100. Свою потерю убитыми и ранеными Суворов исчисляет в 84 человека 8; по другим источникам она простиралась до 150, а у Австрийцев до 200; но надо полагать, что эти цифры ниже истины, если взять в расчет штурм монастыря, взрыв погреба, несколько упорных моментов боя и численность отрядов — русского в 7000, австрийского в 18000 человек.
Бой продолжался 10 часов; войска были очень утомлены, но победа возбудила нервы и маскировала усталость. Оба начальника съехались, сошли с лошадей и крепко обнялись; их примеру последовала свита; поздравления, добрые пожелания и надежды слышались всюду, при встрече Русских с Австрийцами. Суворов особенно отличил храброго Карачая и в присутствии Кобурга обнял и расцеловал его. С этого памятного дня начались близкие, дружеские отношения между Суворовым и Кобургом, благодаря тому, что благородный принц сразу признал превосходство над собою своего русского товарища по оружию. Тотчас по окончании дела, он приказал разослать на земле ковер и подать походный обед. Суворов, Кобург, их свита, многие русские и австрийские военачальники сошлись за импровизованным столом радушного хозяина. Добрые отношения между Русскими и Австрийцами выдержали даже довольно существенное испытание — дележ трофеев и добычи; не было при этом никаких споров, все обошлось полюбовно. Продовольственные магазины Австрийцы получили безраздельно, так как Русским приходилось идти далеко назад, на прежнее свое место. Императрица Екатерина была очень довольна таким согласием, потому что её европейские недоброжелатели возлагали большую надежду на неизбежность внутренних раздоров между союзниками. «Фокшаны зажмут рот тем, кои рассеявали, что мы с Австрийцами в несогласии», сказала она при этом случае.
Суворов конечно был за продолжение наступательных действий, доказательством чему служит его письмо к Репнину тотчас по возвращении в Бырлад. «Отвечаю за успех, если меры будут наступательные; оборонительные же, — визирь придет. На что колоть тупым концом вместо острого? 9». Однако он не имел на то полномочия; ожидалось приближение армии Потемкина; получено известие, что визирь готовится переправиться через Прут и идти на Яссы. Все это вместе взятое, при ничтожных силах и без уверенности в поддержке, удержало Суворова от наступательных действий. Решено было возвратиться к своим местам, — Кобургу к Аджушу, Суворову к Бырладу. Суворов тронулся 22 числа по кратчайшей дороге, но по недостатку понтонов у Фурчень, вернулся и перешел на прежний свой путь. Тут тоже представились препятствия от раздувшейся реки; он оставил тяжести, пошел налегке и прибыл к Бырладу 25 и 26 июля, а обозы подошли несколько позже.
На первых порах Суворов послал Репнину такое донесение: «Речка Путна от дождей широка; Турок 5-6 тысяч спорили, мы ее перешли, при Фокшанах разбили неприятеля; на возвратном пути в монастыре засели 50 Турок с байрактаром, я ими учтивствовал принцу Кобургскому, который послал команду с пушками, и они сдались». Должно быть в подобном же роде он извещал и Потемкина, который не удовлетворился донесением и написал Репнину: «о фокшанском деле я получил, так сказать, глухую исповедь и не знаю, что писать ко двору. Синаксари Александра Васильевича очень коротки; извольте истребовать от него подробного донесения, как дело происходило и куда неприятель обратился». Вследствие ли дошедших неточных известий или почему другому, князь Репнин поторопился послать принцу Кобургскому поздравительное письмо, приписывая ему честь победы. Потемкин в том же письме от 31 июля делает по этому случаю Репнину замечание: «в письме к Кобургу вы некоторым образом весь успех ему отдаете. Разве так было? А иначе не нужно их так подымать, и без того они довольно горды» 10.

Фокшанская победа произвела живую радость при обоих союзных дворах, особенно в Вене, так как это было первым значительным успехом Австрийцев в поле с самого начала войны. Императрица Екатерина заплакала от удовольствия, поехала из Царского Села в Петербург, прямо в Казанский собор, где и слушала благодарственный молебен с коленопреклонением, в присутствии великих князей, вызванных из Гатчины. Суворов был награжден бриллиантовым крестом и звездой к ордену Андрея Первозванного, а от Австрийского императора получил богатую табакерку с бриллиантовым шифром при очень любезном рескрипте. Кобургу пожалован большой крест ордена Марии Терезии 11.

Император отдавал Суворову лишь должное, даже меньше должного. Не будь Суворова, не было бы и победы, потому что принц Кобургский ни в каком случае не отважился бы сам собою на решительные наступательные действия; все предшествовавшее и последующее время служит неопровержимым тому доказательством. Строго говоря, не прибытие русского вспомогательного корпуса, а собственно присутствие Суворова дало делу толчок и победный исход; в таком именно смысле выражается один из старых историографов Суворова 4, и истинность этого положения не подлежит сомнению. Тут требовалось не увеличение сил с 18 на 25 тысяч, а решимость, энергия и дарование. Турки потому и были побеждены, что все это, не достававшее Кобургу, Суворов принес с собой.
И прежде Турки знали Суворова, но теперь он стал им особенно известен; ему даже дали кличку. Перед тем он как-то наступил на иголку, которая вошла ему в ступню ноги и там сломилась; сломанный конец трудно было вытащить и потому Суворов хромал. Его назвали Топал-паша, хромой генерал.
Июль прошел, а Потемкин ничего еще не сделал; армия его продолжала медленно двигаться от Ольвиополя к Днестру. Он опасался за Крым, за Кубань, колебался, раздумывал — осаждать ли Бендеры или идти в Молдавию, куда по слухам тянулись огромные турецкие силы. Когда же наступательные намерения великого визиря показались Потемкину несомненными, он приказал князю Репнину предпринять также наступательную операцию. Репнин выслал отряд для подкрепления Суворова и сохранения с ним связи, а сам направился противу наступавшего корпуса Гассана (бывшего капитан-паши). При Сальчах произошло 18 августа авангардное дело и затем ночное отступление Турок. Репнин пошел дальше, подошел к Измаилу, самой сильной на Дунае крепости, и стал в пушечном от нее выстреле. Русская артиллерия открыла сильный огонь; загорелось предместье, а за ним и город; в крепостной стене образовалась брешь. Войска с нетерпением ждали штурма, находясь на ногах с раннего утра до вечера, по Репнин на это не отважился, убоясь «знатной потери и памятуя приказание Потемкина — сберегать людей». Ударили отбой; после 2300 выпущенных снарядов пальба замолкла; с музыкой и барабанным боем отступили войска, но по удостоверению очевидца, и с весьма тяжелым чувством 12. Репнин пошел обратно прежним путем и, перейдя р. Ларгу, остановился.
Великий визирь ввел Потемкина в заблуждение; наступление Гассана было только диверсией для отвлечения русских сил от Молдавии, чтобы произвести там сильный удар. Суворов был проницательнее и если не предвидел, то подозревал замысел Турок. Он приготовился идти на соединение с принцем Кобургским при первой надобности, продвинулся для этого из Бырлада вперед, к Пуцени, чтобы находиться почти на одинаковом расстоянии от Галаца и Фокшан, оставил у Бырлада и Фальчи часть войск и приказал производить беспрестанные разведки.

Верность предположений Суворова оправдалась в самом скором времени. Великий визирь собрал огромную массу войск, перешел Дунай у Браилова и двинулся к Рымнику. Принц Кобургский узнал про это через лазутчиков и тотчас же обратился к Суворову за помощью. Суворов получил извещение 6 сентября ночью, но не убежденный в его справедливости и обязанный наблюдать не только Фокшаны, но и Галац, он решился выждать, пока обстоятельства разъяснятся несомненным образом. Почти через сутки приспел к нему новый гонец Кобурга со вторичной просьбой и с извещением, что визирь продвинулся еще вперед, остановился в расстоянии 4 часов пути от Австрийцев и потому на завтра надо ожидать атаки. Суворов увидел, что напрасным выжиданием потратил много дорогого времени, а потому выступил ни мало не медля, в полночь на 8 сентября, о чем и донес Потемкину. Потемкин тотчас же написал Государыне, пояснив, что «Кобург почти караул кричит» и что наши едва ли к нему поспеют вовремя 13.

В самом деле, обстоятельства сложились неблагоприятно для союзников и затем стали усложняться новыми препятствиями. Суворов тронулся в путь темною ночью; пройдя около 25 верст, войска достигли речки Бырлада в полдень 8 числа, перешли ее и сделали короткий привал. Тронулись дальше по дороге, становившейся все хуже; верст чрез 15 предстояла новая переправа, чрез р. Серет, где по условию Австрийцы должны были навести понтонный мост. Моста не оказалось, по какому-то недоразумению он был наведен в 14 или 15 верстах выше. Пошли туда по самой дурной дороге; вечером полил сильный дождь и разразилась буря; дорога превратилась в болото. Однако кое-как добрались среди ночи; авангард перешел, за ним тронулись карабинеры с Суворовым во главе, но в это время мост повредило вздувшейся водой. Переправа сделалась более, чем рискованной, следовало выждать. Подошла пехота; измученные, промокшие насквозь люди стояли по колено в грязи, под проливным дождем, и ждали. Суворов осмотрел окрестную местность, выбрал небольшую возвышенность, покрытую лесом, где по свойству почвы было не так грязно, и приказал перевести туда войска. Здесь они отдыхали до утра, при продолжавшемся ненастье.
Вместе с тем приказано дежурному майору Курису исправить мост. Согнали до 1000 человек окрестных жителей, нарядили 1500 солдат, взяли в работу австрийских понтонных лошадей, и к утру мост был готов. Буря пронеслась, небо прояснилось; войска ободрились и повеселели. На рассвете тронулись в путь, перешли Серет, сделали около 20 верст но размытой дождями дороге, перед вечером переправились через р. Путну у Маринешти расположились снова на отдых.
Тяжела была ночь с 8 на 9 сентября для войск, а для самого Суворова и того хуже. При своей энергической, бурной натуре, он испытывал Танталову муку, сидя сложа руки на месте, когда нужно было идти и идти.

Нарочно для сокращения пути в случае движения на неприятеля, перешел он заранее из Бырлада в Пуцени и оттуда внимательно следил за Турками, а между тем потерял целые сутки, когда спешность именно и требовалась. Конечно не из нерешительности он так поступил, не в колебаниях пропало время; требовали того осторожность и осмотрительность. Тем не менее время было потеряно, и Суворов, ценивший в военном деле время выше всего, больше всякого другого понимал важность потери. Но в этом самом обстоятельстве заключалась и надежда: у Суворова двойника не было, а взгляд других, особенно Турок, не отличался такой строгостью. Стала подтверждать это и действительность: Кобург беспрестанно посылал к Суворову гонцов с записочками, на которых Суворов писал ответы карандашом; извещения Кобурга ничего существенно-тревожного в себе не заключали; Турки очевидно не торопились. Суворов мог под конец успокоиться совершенно, но что он достиг этого после сильной внутренней тревоги, это явствует из серьезности тогдашнего положения дел и подкрепляется одним обстоятельством. Находясь в Пуцени, он страдал лихорадкой, поход к Рымнику делал при самых благоприятных для развития болезни условиях, а между тем совершенно выздоровел. Такой неожиданный исход может быть объяснен только психическими причинами.

Рано утром, 10 сентября, русская легкая кавалерия подошла к австрийскому лагерю и легко понять с какою радостью была встречена. Затем с пехотою прибыл Суворов; до полудня весь русский отряд был на месте и примкнул к левому флангу Австрийцев, которые стояли на реке Мильке, невдалеке от Фокшан, и уже два дня выдерживали довольно горячие авангардные стычки с Турками. Для Суворова тотчас же разбили шатер, навалили сена, и он принялся соображать дальнейшие действия.
Немного времени спустя приехал к нему принц Кобургский; услышав имя принца, Суворов вскочил, бросился ему навстречу, крепко его обнял и несколько раз поцеловал. Принц стал выражать ему свою радость, свою благодарность за своевременное прибытие; Суворов, не охотник вообще до комплиментов и до траты слов, когда ожидало спешное дело, не слушая Кобурга потащил его на сено и, разлегшись около, принялся объяснять свои предположения, он настаивал на необходимости безотлагательной атаки, потому что если Турки сами не атакуют, то значит поджидают подкреплений. Кобург заметил, что силы слишком неравны, что Турок почти вчетверо больше, и атака будет очень рискованной. Суворов возразил, что при таком неравенстве сил, только быстрая, смелая атака и обещает успех; что при свойственном Туркам способе действий, множество их умножит и беспорядок; да наконец, прибавил он с усмешкою: «все же их не столько, чтобы заслонить нам солнце». Трудно было принцу Кобургскому убедиться в том, что противоречило всему складу его понятий; он продолжал приводить разные затруднения в роде изнурения русских войск, сильно укрепленной неприятельской позиции и т. н. Суворов его оспаривал и под конец несколько раздраженный сказал, что если Кобург не разделяет его взгляда, то он, Суворов, атакует Турок одними своими войсками и надеется их разбить 14. Слова эти вероятно были приняты принцем за браваду, но так как вместе с тем затрагивалась его военная честь, то он счел за лучшее согласиться. Принц стал вдаваться в предположение — исполнил ли бы Суворов вырвавшееся у него слово или нет, но ясно, что он прибегнул к своей угрозе, как к последнему средству. Перед ним находился представитель тогдашнего, низко упавшего военного искусства, совершенно расходившегося с Суворовскими принципами. Дело, которое Суворов строил на духовной натуре человека и обставлял целою воспитательною системой, понималось другими в виде какого-то графического искусства, требовавшего кучи механических подробностей, т, — е. дрессировки. При такой основной разнице взглядов, возможно ли было свободное соглашение и не следовало ли разрубить Гордиев узел вместо это развязывания? Не даром Суворов, перед фокшанским делом, уклонился от беседы с Кобургом; он и теперь готов бы был прибегнуть к этому средству, но после фокшанского знакомства оно сделалось невозможным.

Атака турецких позиций таким образом была решена, и великому визирю предстояла жестокая расплата за непростительную трату времени и ничем не извинимое бездействие в виду одного корпуса принца Кобургского. Надо было только развит подробности плана действий, Суворов в сопровождении нескольких офицеров и небольшой партии казаков отправился на рекогносцировку, к реке Рымне, и чтобы лучше обозреть местность, взлез на дерево. Отсюда он охватил глазом пространство между речками Рымною и Рымником, где была расположена огромная турецкая армия на крепкой позиции. Внимательно смотрел он вокруг, запоминая подробности; диспозиция мало-помалу складывалась у него в мыслях, и он поехал назад с готовым в голове планом. Встретив два австрийские эскадрона, любезно посланные Кобургом ему в конвой, Суворов приехал к принцу, сообщил ему виденное и обещал прислать доверенное лицо, для окончательного соглашения. Возложив это на полковника Золотухина, он отправился к себе, чтобы приготовить войска к предстоящему бою и, по всей вероятности, чтобы отдохнуть, так как с выступления из Пуцени он не смыкал глаз.

Как только солнце зашло, войска тронулись двумя колоннами; правую составляли русские войска, с двумя дивизионами австрийской кавалерии; левую австрийские. Перешли речку Мильку в брод и продолжали движение в совершенной тишине, дабы явиться перед неприятелем внезапно; как и перед делом при Фокшанах, сигналов не давали, командные слова произносили вполголоса, Ночь была безлунная, но звездная; движение произведено действительно скрытно, хотя и не без некоторой путаницы, так как часть русских войск сбилась с пути но ошибке проводника и столкнулась с Австрийцами. Прошли верст 12 или 14; реку Рымну, шириною в 200 шагов, но мелководную, перешли в брод; а для переправы артиллерии употребили сильных лошадей австрийского понтонного парка. Времени пошло на переправу много, но совершена она в тишине и порядке, и войска построились на рассвете в такой же боевой порядок, как при Фокшанах. Австрийцы имели 6 пехотных каре в первой линии, 4 во второй, затем кавалерия; русские войска тоже имели первые две линии из пехоты, а конницу сзади; часть её впрочем находилась на флангах. Первою линией Русских командовал генерал-майор Позняков, второю бригадир Вестфален, кавалериею бригадир Бурнашов.
Суворов должен был идти параллельно Рымне вправо, Кобург же прямо, подавшись довольно много в правую сторону; для поддержания связи между Русскими и Австрийцами назначена часть австрийских войск под начальством генерал-майора Карачая. Численность обоих корпусов была приблизительно та же, что и при Фокшанах.
Когда солнце встало, войска уже двигались, доселе никем не замечаемые: до такой степени была дурно распоряжена и исполнялась аванпостная служба в турецкой армии. Турки поверили своему шпиону, будто Русские находятся по прежнему в Пуцени, и хотя один русский офицер, взятый с несколькими казаками в плен и при начале боя расспрашиваемый визирем, уверял его, что Суворов находится здесь, с сильным корпусом, но визирь заметил, что Суворов умер от ран в Кинбурне, и это должно быть его однофамилец.

Наконец Турки увидели наступающего неприятеля и выслали против него конные толпы. Суворов продолжал двигаться по направлению к с. Тыргокукули, густым высоким бурьяном и кукурузными полями, где верстах в 4-5 от места переправы находился 12000-ный турецкий лагерь, тянувшийся от р. Рымны до леса Каята и защищенный батареей. Большие турецкие орудия открыли огонь, Русские прибавили шагу, но неожиданно наткнулись на глубокую лощину, лежавшую поперек их пути, через которую пролегала одна только дорога. Первая линия замялась под сильным артиллерийским огнем Турок, по Суворов, находившийся при одном из каре, не дал времени раздумывать. Он приказал правому крылу спускаться, потом подняться и атаковать; 2 батальона Фанагорийских гренадер исполнили это, бросились на батарею и выгнали Турок. Тем временем стали постепенно переходить лощину остальные каре линии, и шедшая на правом фланге кавалерия, обогнув овраг, атаковала Турок. Подоспело до 3- 4,000 спагов, подвезя на своих лошадях 2-3,000 янычар; русская кавалерия была охвачена и опрокинута, и янычары с ятаганами и кинжалами бешено ударили на гренадер. Каре дало твердый отпор, а другое, с Суворовым, взяло атакующих во фланг и сильно поражало артиллерийским и ружейным огнем. С полчаса Турки упорствовали в атаках, но безуспешно. Поражаемые огнем и атакованные в свою очередь гренадерами в штыки, а кавалериею с фланга, они бежали, по прежнему по два всадника на лошади, преследуемые русской кавалерией. Между тем казаки и арнауты успели еще раньше ворваться в турецкий лагерь, откуда добрая половина войск в самом начале боя бежала по букарестской дороге. Они встретили атакой опрокинутую турецкую кавалерию, которая поэтому промчалась мимо своего лагеря и рассеялась в две разные стороны. Суворов велел дать бегущим «золотой мост», объясняя в своем донесении, что впереди ему предстояло дело поважнее.

Пока все это происходило, Кобург, тронувшийся с места позже Суворова, наступал левее его на большой турецкий лагерь, находившийся впереди Крынгумейлорского леса. Таким образом два союзные корпуса образовали собою прямой исходящий угол, с большим в вершине угла промежутком, который охранялся отрядом генерал-майора Карачая. На Австрийцев Турки повели несколько сильных последовательных атак с обоих флангов, особенно с левого, но были постоянно отбиваемы и прогоняемы австрийской кавалерией. Затем визирь, обратив внимание на большой промежуток между Русскими и Австрийцами, решился направить удар в это место, разрезать союзников и истребить их. Сюда двинулась от дер. Боксы масса турецкой конницы, силою от 15 до 20,000 и, разделившись на две части, ударила на Австрийцев и на Русских. Удар был такой ужасный, что правое крыло Австрийцев с трудом устояло. Карачай семь раз бросался в атаку и семь раз был отбит; Суворов подкрепил его двумя батальонами. В конце концов, хотя с огромными усилиями, но Турки все таки были отброшены. Не больше успеха имело их нападение на левый фланг 2 линии Суворова, которая не успела еще вся иерейти через овраг. Суворов поставил среднее каре таким образом, чтобы встретить Турок перекрестным огнем, и выдвинул из 3 линии часть кавалерии. Турки кидались в атаку не раз, даже иногда прорывались в каре, но благодаря стойкости войск, их выдержанному ружейному огню и атакам русско-австрийской кавалерии, были отбиты. Они решились на последнее усилие: соединившись с толпами, отброшенными от левого австрийского фланга, налетели со слепою яростью на русские каре. Их встретил губительный огонь и атака Карачая в правый фланг; Турки отхлынули и, по пятам преследуемые, понеслись к дер. Боксе.
Суворов направил свой отряд влево, частью через лес Каята, частью в обход его с обеих сторон, переменив таким образом фронт от Тыргокукули к Крынгумейлорскому лесу, т.е. почти под прямым углом. Маневр исполнен совершенно благополучно, Турки бежали из Каяты, русские каре стали выстраиваться в линию по новому направлению. Не доходя версты 3 или 4 до Крынгумейлорского турецкого лагеря, Суворов остановил свои войска около полудня и, пользуясь близостью колодцев, дал им отдых. Прекратили бой также Австрийцы, да и Турки, как бы по безмолвному соглашению с неприятелем, приняли выжидательное положение.
Самое трудное было исполнено: движение вдоль главного турецкого лагеря, взятие флангового отдельного лагеря при Тыргокукули и перемена фронта, Кобург, отбив атаки турецкой конницы, тоже продвинулся несколько вперед. Интервал между корпусами австрийским и русским уменьшился, но все-таки был значителен, да притом оба корпуса находились еще далеко не на одной высоте относительно друг друга.
Предыдущая                                                                    Дальше
Конструктор сайтов - uCoz